–  Вместе надо вставать! –  мрачно заключил в конце концов ее сын.

–  Это как? –  я озадачилась.

–  А вот так –  на одну сторону перекатываемся, ты в один край одеяла завернешься, я –  в другой. Так и встанем. А как вытолкаем всех, там… разберемся уж!

Для начала нам пришлось разбираться со сползанием с кровати. Попервой поползли каждый в свою сторону –  натянув одеяло до упора. Потом переглянулись, дружно ругнулись –  и поползли друг другу навстречу. Не такая и широкая эта кровать оказалась –  я еще сообразить не успела, что снова не так что-то пошло, как уж лбами столкнулись. Точнее, я краем кокошника парню едва глаз не выбила, да еще и руками друг с другом запутались –  хорошо хоть, не ногами! Ругнулись еще разок (у Егора в этот раз сочнее вышло), переглянулись со страдальческим видом. Наконец, определившись, поползли в мою сторону, извиваясь гусеничками.

Надо сказать, все присутствующие, залюбовавшись на наши старания, даже ругаться и свадьбу обсуждать бросили. Так и смотрели едва не с разинутыми ртами, чуть наклонив головы –  чисто публика на ярмарке у балагана собралась! Даже рядком выстроились, чтоб всем видно было –  сначала Ганька, за ним Варвара, Яга, кот… и даже ворон Прохор Григорьевич, под шумок пристроившийся на макушке у Ганьки. Богатырь селянский по-лошадиному прядал головой, но ворон сидел цепко.

–  Деньги надо бы за это представление брать, –  сквозь зубы пробормотала я.

–  Иди, возьми у матушки чего! –  хохотнул парень.

Мы как раз достигли края кровати, и возникла новая проблема –  как бы так встать, чтоб одновременно. Сначала-то Егор едва меня не спихнул с края, ну да я ему в бок одеяльный крепко вцепилась –  не отдерешь, да еще зыркнула злобно, чтоб понятней было. Так теми же слипшимися гусеничками и развернулись потихоньку, а там и ноги спустили. Встали, не глядя друг на друга, крутанулись, чтобы каждый в свой край завернуться –  и оказались плотно притиснутыми спиной к спине. Застонали хором и принялись внутри одеяльного кокона кое-как поворачиваться, то и дело пихая друг друга. Я при этом едва не расшиблась об угол шкафа. И что за мода –  вместо нормальных сундуков шкафы цельные ставить!

–  Красивая пара! –  вздохнула в “зрительном зале” Яга.

…И как мы их выставлять будем? Еще и спеленутые, считай, по рукам и ногам!

Егор затравленно оглянулся… или мне только показалось, что затравленно.

А в следующий миг парень одним движением приспустил с плеч одеяло, выпростал из-под него руки, обхватил одной меня за талию, второй распахнул дверцу шкафа –  и сиганул в него!

Я только вскрикнуть и успела.

–  Тихо ты! –  шикнул парень. –  Услышат!

–  А так нас не найдут? –  скептически отозвалась я, недоумевая, почему в захлопнувшуюся за нами дверцу шкафа все еще не ломится никто.

–  Не сразу! –  ухмыльнулся Егор.

Странно… никаких вокруг одежек-то и не оказалось. Да и вообще места многовато для шкафа. Вон там и вовсе оконце под потолком. А запнулась я… о ступу! Рядом прялка валяется… да это ж кладовая! Я ее уже видела. Только вроде бы она в другой стороне от опочивальни была…

–  Сын Яги я или кто? –  парень повел плечами. –  Неужто ж в своем-то доме путь не открою?

Я хмыкнула, наконец понимая. Шкаф в опочивальне –  он и впрямь шкаф. Только через его дверь Егор своими чарами дорогу в кладовку открыл. Так что теперь нас по всему дому ищут –  вон, уже и слышно, как по коридору бегают, перекликаются.

–  А дальше-то что? –  уточнила я. –  Все одно найдут…

–  А вот это, –  широко ухмыльнулся он, похлопав по боку ступу, –  мы еще посмотрим!

13

Проще всего было вытолкать в оконце под потолком ступу –  по ширине она как раз пролезла. Тютелька в тютельку.

Проще всего –  не значит легко. Всего лишь проще всего остального.

Потому что мы вообще-то по-прежнему были в одном одеяле! И никакой запасной одежки этот нехороший человек в кладовке почему-то не держал!

В конце концов, плюнув, я отпустила одеяло. Будем считать, что я одета по иномирной моде. Пусть любуется!

–  А ты так голозадым и собрался бежать? –  скептически уточнила я.

Егор тяжко вздохнул.

–  У меня есть одеяло! –  с достоинством, тем не менее, возразил он. –  Кстати… я, конечно, ни на что не намекаю, но вот рубашка на тебе, к примеру, моя…

–  Еще чего! –  я на всякий случай обхватила себя руками, плотнее запахивая рубаху. –  Не видать тебе моих прелестей!

Парень вздохнул еще тяжче.

–  Прелести –  ладно… а вот рубашка бы не помешала, да.

–  Порты бы тебе не помешали! –  фыркнула я. Ишь ты –  прелести ему ладно! Тоже мне!

В конце концов Егор, извернувшись, выдернул пододеяльную простынь, безжалостно оторвал ее край и обмотал себе вокруг бедер. Вид у него вышел дикарский и не очень-то пристойный –  но все ж хоть не с голым задом. Да и всяко удобнее, чем с одеялом таскаться.

А потом мы решали, как вместе со ступой удрать из кладовки.

О том, чтобы использовать дверь, и речи не шло. Особенно когда в эту дверь кто-то толкнулся –  благо Егор сразу задвижку накинул, так что сразу незваные гости к нам завалиться не смогли.

–  Эгей! –  послышался за дверью голос Ганьки. –  Кажись, туточки…

Дробный топоток сообщил, что прочие зрители кинулись досматривать представление.

–  Быстрее! –  Егор кивнул на стоящую под оконцем перевернутую бочку. –  Лезь, я ступу подам!

–  Шиш тебе! Первая не полезу! –  вовремя это я о прелестях подумала. Потому как если я в этакой рубахе на бочку залезу, снизу вид будет… нет уж!

Пожав плечами, Егор одним движением вскочил на бочку и оглянулся.

Я попробовала поднять ступу… а тяжелая, зараза!

Только попыхтев несколько мгновений, я сообразила, что совсем уж от всех перипетий ум потеряла. Это с каких же пор колдунье, дочери Кощеевой, руками надо тяжести тягать-то?

Злясь на себя, я резко взвихрила вокруг клубы зеленого тумана, подхватила ими ступу и подбросила ее вверх. Егор, подхватив, вытолкал ее в оконце. Странно, но звука падения не последовало. Следом я уже по простому, как копье, метнула помело. А потом парень, схватившись за раму, легко подтянулся и перевалился животом через нее.

Я, разогнав туман, запрокинула голову. А ведь права была! Снизу вид открывается… хороший вид!

Дверь кладовки уже сотрясалась от мерных гулких ударов, и я, оглянувшись, вскочила на бочку, бросила вперед себя одеяло –  пригодится! –  и полезла следом за Егором. Подтянуться так же легко, правда, не удалось –  пришлось туманом себя поднимать. Долго бы так не пролетала, пожалуй, но чтобы схватиться за оконную раму, хватило. Только кокошником о раму ударилась да ругнулась поначалу.

Так, а теперь –  скорее, пока дверь еще держится. А не то Ганька будет мои “виды снизу” оценивать!

Мысль оказалась до того бодрящей, что я резко ввинтилась в окошко. И тут же меня подхватили и вытянули сильные руки. И поставили куда-то на чуть пошатнувшуюся поверхность.

Ступа висела в воздухе, и метла торчала из нее прутьями вверх. Вполне, как оказалось, просторная ступа –  во всяком случае, вдвоем мы в ней без труда поместились. Даже что-то вроде узкой скамеечки по краю внутри есть, чтобы сесть можно было. Только, если двое садятся, выходит, или коленками перемешиваются, или бедрами друг к другу прижимаются… ну да чего не сделаешь, когда венцом угрожают.

–  Ку-у-уда?! –  громыхнуло из оконца голосом Яги, и Егор, подхватив помело, резко оттолкнулся им от стены избушки.

14

Ступа постепенно набирала высоту, а я, свесившись через ее край, разглядывала оставшуюся внизу опушку. Посмотреть там было на что! Потому что сейчас по ней с кудахтаньем заполошно бегали… две избушки на курьих ножках! Только у одной на коньке крыши все было как у нормальной избы, а у другой –  хохолок красовался. Из окошка в этой избе торчала, наполовину высунувшись, и что-то вопила Яга. Кажется, обе избушки ее вопли про “а ну вертайся” воспринимали на свой счет. И вертались. Старательно.